Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 20

Не обращая никакого внимания на свое низложение, Евгений IV поспешил собрать другой собор в Италии, в городе Ферраре, перенесенный затем во Флоренцию, для решения вопроса столь огромной важности, как соединение Греческой церкви с Латинской. На собор этот прибыл византийский царь Иоанн VIII Палеолог с патриархом Иосифом, множество высшего латинского духовенства и 22 представителя Православной церкви, в том числе и преданный всецело папе митрополит всея Руси.

Кто же был этим митрополитом?

После смерти митрополита Фотия великий князь Василий Васильевич Московский вместе со всеми другими князьями решил поставить в митрополиты уже знакомого нам Иону, бывшего тогда епископом Рязанским и снискавшего святостью своей жизни общую любовь и уважение, причем еще митрополит Киприан, увидя его в первый раз молодым монахом, предсказал ему в будущем этот великий сан. Однако святому Ионе суждено было не скоро стать действительно митрополитом всея Руси. Как мы знаем, назначение митрополита зависело от патриарха Царьградского. А в том же 1432 году, когда Василий избрал Иону, Свидригаило Литовский, очевидно, не снесясь с московским князем, самостоятельно просил патриарха Иосифа назначить в митрополиты его избранника – епископа Литовского Герасима, что и было исполнено в Царьграде. Когда же Свидригайло сжег Герасима в Витебске, подозревая его в сношении с врагом своим Сигизмундом, то великий князь Василий Васильевич отправил Иону в Царьград с просьбой поставить его в митрополиты всея Руси. Но, очевидно, в Царьграде, где уже замышлялась уния с папой, не мог быть по душе такой крепкий православный человек, как Иона, а потому его встретили там известием, что митрополит для Руси уже поставлен. Это был ловкий и хитрый грек Исидор, всецело посвященный в замыслы Иоанна Палеолога и патриарха Иосифа и уже успевший побывать у папы и снискать его расположение. Поэтому смиренный Иона должен был отправиться из Царьграда обратно в Русскую землю вместе с Исидором в качестве простого спутника последнего.

Прибыв в Москву, Исидор стал тотчас же собираться на собор во Флоренцию, который он выставлял как восьмой Вселенский. Конечно, этот собор, созываемый в неправославной стране, должен был показаться подозрительным великому князю Василию, но отклонить Исидора от поездки на него он не мог. Однако, предчувствуя недоброе, великий князь, отпуская митрополита, сказал ему: «Смотри же, принеси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого, не приноси; если же принесешь что-либо новое и чужое, то мы не примем».

Исидор поклялся великому князю не изменять православию и отправился в дорогу в сентябре 1437 года, сопутствуемый большой свитой, в коей был и суздальский священник Симеон, оставивший любопытные записки об этом первом путешествии русских в Италию.

А. Алексеев. Внутренний вид Успенского собора

Когда Исидор прибыл в Дерпт (Юрьев), то он с благоговением приложился сперва к латинскому кресту, а затем уже к православным иконам. Спутники его ужаснулись и потеряли к нему всякое доверие, со страхом ожидая его вероотступнической деятельности на соборе, но само путешествие произвело на них очень благоприятное впечатление.

Ф. Солнцев. Дарохранительница

В это время Западная Европа, надежно прикрытая грудью православных восточных славян – руси, болгар и сербов – от убийственных вторжений азиатских кочевников, не испытывала вовсе тех ужасных опустошений, которым подвергались они, и могла свободно развивать свою торговлю, а также совершенствоваться в науках, искусствах и ремеслах. Уже город Юрьев, переименованный немцами в Лерпт, поразил наших путешественников своим видом: «Палаты в нем чудные, мы таких не видывали и дивились», – писал священник Симеон. Еще больше им понравился Любек, главный город Ганзейского торгового союза, к которому, как мы знаем, примыкал и Новгород. «Город Любек очень дивен; сады прекрасные, палаты чудные с позолоченными верхами; товара в нем много всякого; воды проведены в него, текут по всем улицам по трубам, а иные из столпов, студены и сладки». Славный город Нюрнберг в Баварии показался им хитрее всех прежде виденных городов: «Сказать о сем убо не можно и недомысленно». Но больше всего удивили русских путешественников итальянские города: Венеция и Флоренция. Про Венецию отец Симеон писал: «А той град стоит в море, а сухого пути к нему нет; а среди его проходят корабли, а по всем улицам воды, и ездят на барках… Есть в граде том церковь Святого Евангелиста Марка, каменная, столпы в ней чудные, Гречин писал мусией». Про Флоренцию же он говорит: «Град Флоренция велик весьма, и такого не обретохом в прежде писанных градех… Есть же во граде том лечебница велика, и есть в ней за тысячу кроватей, и на последней кровати перины чудны и одеяла драгие… И есть во граде том икона чудотворна: образ Пречистой Божией Матери, и есть пред иконою тою, в больнице, исцеливших людей за шесть тысяч доспеты вощаны, во образ людей тех… И суть во граде том Божница устроена велика, камень мрамор бел да черн; а у Божницы той устроены столп и колокольница, и хитрости ей недоумевает ум наш».

Собор Святого Марка в Венеции

Однако, недоумевая своим умом о хитростях строения флорентийских зданий, суздальский иерей Симеон своим чистым сердцем сразу постиг измену митрополита Исидора и не дал себя обмануть его хитрыми и сладкими речами на соборе, где, как мы говорили, кроме папы и царя Иоанна Палеолога, собрались патриарх Константинопольский, 22 православных митрополита и епископа и множество высшего латинского духовенства. Этот собор сразу же оказался таким, каким его себе и представлял Василий Темный. Он вовсе не задавался целью искреннего соединения церквей, о чем у нас молятся за каждой обедней и для чего латиняне должны бы были отстать от своих уклонений от православия, а задался исключительно целью подчинить папе всю Греческую церковь; самыми главными и опасными предателями в этом деле были митрополиты: наш Исидор и Виссарион Никейский.