Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 55

Оба новообращенных священника так усердствовали в новом учении, что хотели даже обрезаться, но жиды их до этого не допустили, говоря, что, в случае падения на них подозрений, обрезание будет служить уликою и что жидовства они должны держаться тайно, явно же оставаться христианами и строго исполнять наружное благочестие. Это наружное благочестие первых еретиков обратило на них общее внимание и содействовало быстрому распространению их учения, причем новообращенные жидовствующие всеми силами старались получать священнические места, чтобы успешно действовать на свою паству.

При этом, если они «видели человека твердого в православии, – говорит известный наш историк С. Соловьев, – перед таким и сами являлись православными; перед человеком, обличающим ересь, они и сами являлись строгими ее обличителями, проклинали еретиков; но где видели человека слабого в вере, тут были готовы на ловлю». Еретики отличались ученостью и имели книги, каких не было у православного духовенства, которое потому и не могло успешно бороться с ними. Конечно, они не сразу открывались своим ученикам в жидовстве, а предварительно старались возбудить их сомнение в некоторых местах Нового и Старого Заветов, криво толкуя их, и в то же время заманивали их воображение недомолвленными рассказами о прелестях каббалистики и только после того шаг за шагом переходили к полному отрицанию и хуле христианства, не признавая ни Божества Спасителя, ни Божественного Его Воскресения. При этом жидовствующие, строго блюдя наружное благочестие на людях, когда оставались одни между собой, самым возмутительным образом надругались над православной святыней – иконами и крестами, позволяя себе над ними неслыханные кощунства. Увидя, что дело разрушения православной веры благодаря усердию новообращенных, несомненно обольщенных прелестью открытий, которые им сулила каббала, стало на вполне прочные основания, жид Схария счел благоразумным скрыться со своими жидами-помощниками из Русской земли.

Русские же жидовствующие безвозбранно продолжали свое развращающее и преступное дело. Скоро слава о благочестивой жизни и мудрости двух главных новгородских еретиков – Дионисия и Алексея – достигла до того, что обратила на них внимание великого князя Иоанна Васильевича, когда он был в Новгороде в 1480 году, и оба они были им взяты в Москву, причем одному было велено быть протопопом в Успенском соборе в Кремле, а другому – в Архангельском.

Таким образом, гнусная ересь заползла в самое святое место для русских людей. Отсюда оба попа стали усердно распространять пагубное учение среди известнейших и могущественнейших людей, окружавших великого князя, и скоро приобрели себе многих усердных сообщников, в числе которых были: невестка великого князя Елена, вдова Ивана Молодого и мать наследника престола Димитрия, Симоновский архимандрит Зосима и славный своею грамотностью и ученостью думный дьяк Феодор Курицын, пользовавшийся величайшим и особо трогательным расположением великого князя; он заведовал сношениями с иностранными государями и сам ездил к ним послом; к нему примкнул и другой Курицын – Волк.

Конечно, самым могущественным соблазном для уловления жидовствующими этих славных людей было завлечение их в занятия астрологией.

Вместе с этими занятиями астрологией жидовствующие, без сомнения, стали также всеми мерами распространять и отреченные книги.

В продолжение 17 лет секта существовала в Новгороде, Москве и других местах, куда ее разнесли, оставаясь совершенно неизвестной правительству, так как упорное запирательство и употребление при этом всевозможных клятв составляло одно из основных правил еретиков. Наконец в 1487 году она была случайно открыта в Новгороде. Пьяные еретики затеяли между собою ссору и в ней стали нарекать друг на друга, причем выдали и свою тайну о принадлежности к секте.

Об этом сообщили архиепископу, которым был в это время Геннадий. Он донес сейчас же в Москву великому князю и митрополиту Геронтию.

Великий князь с обычным своим здравомыслием отвечал ему: «Того береги, чтобы то лихо в Земли не распростерлося». Геннадий немедленно нарядил следствие, в котором ему помогло раскаяние священника Наума, отрекшегося от жидовства и сообщившего важные сведения о существе и учении секты. Но обыск, произведенный Геннадием, вследствие решительного запирательства сектантов привел к немногому: было задержано только четыре человека (два священника и два дьякона), которых он отдал на поруки. Скоро они нашли случай бежать в Москву, где, как мы видели, у них имелись могущественные покровители. Геннадий послал за бежавшими все обыскное дело в Москву. Здесь, несмотря на настойчивые запирательства сектантов, великим князем и митрополитом было признано, что трое из них в пьяном виде надругались над святыми иконами. Государь приказал бить их на торгу кнутьем и отправил затем к Геннадию с приказанием: «Ты созови Собор, обличи их ересь и дай им наставление: если не покаются, то отошли их к моим наместникам, которые казнят их гражданской же казнью» (битье кнутом на торгу).

Вместе с тем Геннадию предписано было производить дальнейший розыск об ереси. Он усердно занялся этим и открыл новых еретиков, причем на покаявшихся накладывал епитимью, а упорствующих отсылал к наместникам для гражданской казни. Все свои розыски о нераскаявшихся еретиках Геннадий направлял в Москву, прося окончательно осудить их, созвав для этого собор. Но на эти просьбы он не получал никакого ответа. Без сомнения, московским жидовствующим духовенством и дьяком Феодором Курицыным дело было выставлено перед великим князем и митрополитом как сильно преувеличенное, а сам Геннадий – беспокойным человеком. Эта московская ослаба послужила большим соблазном для раскаявшихся новгородских еретиков; они побежали в Москву, стали здесь беспрепятственно ходить в церковь и алтарь, а некоторые даже и служить литургию, надругиваясь над святынею. В этом протопоп Дионисий, взятый великим князем в Москву вместе с Алексеем из Новгорода, дошел до крайней дерзости: во время богослужения он плясал за престолом и ругался над крестом. Причиной такого надругательства, говорит известный ученый Е. Голубинскии в своей «Истории Русской Церкви», была «не одна только прямая и простая ненависть к христианству как к вере, но и тот языческий взгляд, существовавший у волхвов (и доселе остающийся у колдунов), что – чем сильнее будут оскорбления христианской святыни, тем действеннее будут волхвования».