Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 69

Вместе с тем наши бояре требовали казни всех тех панов, которые были непочтительны к покойной королеве Елене Иоанновне и причастны к ее смерти. Литовские послы, со своей стороны, потребовали сначала половины Новгородской земли, Твери, Вязьмы, Дорогобужа, Путивля и всей Северской стороны.

Так как Герберштейн явно держал их сторону, то его призвали во дворец, где бояре держали ему такое слово: «Сницен Памер заключил договор, чтобы императору и великому князю быть заодно на короля Сигизмунда и великому князю доставать своей отчины, русских городов: Киева, Полоцка, Витебска и других, а императору доставать прусских городов: так ты размысли, хорошо ли это королевские послы говорят, будто великий князь держит за собой королевские города, а король будто за собой государевой отчины не держит?»

Конечно, словами этими Герберштейн был поставлен в весьма трудное положение. Тем не менее он продолжал быть посредником между обеими сторонами. Наконец после долгих переговоров и взаимных уступок дело остановилось из-за Смоленска: литовцы непременно требовали его возвращения, а русские бояре не хотели об этом и слышать. Герберштейн держал все время сторону послов, написал огромную велеречивую записку, в которой убеждал государя уступить литовцам Смоленск, опять ссылался на примеры разных древних царей, а также и на пример самого Максимилиана, который завоевал город Верону, а затем вернул ее венецианцам. Вместе с тем он сослался и на пример Иоанна III, который, взяв Казань, отдал ее под власть туземных ханов. В конце записки, уговаривая отдать литовцам Смоленск, Герберштейн говорил, что Василий превзойдет при этой отдаче мудростью и щедростью отца своего Иоанна: «Всякий человек будет провозглашать тебя прибавителем делу христианскому, и щедрость твоя обнаружит ту любовь, которую питаешь к цесарскому величеству» (Максимилиану).

Но и эта высокопарная записка ученого немецкого посредника не подействовала. Государь приказал ему коротко ответить на нее: «Говорил ты, что брат наш Максимилиан Верону город венецианцам отдал; брат наш сам знает, каким обычаем он венецианцам Верону отдал, а мы того в обычае не имеем и впредь не хотим, чтобы нам свои отчины отдавать».

«В сих любопытных прениях, – говорит Н.М. Карамзин, – видны искусство и тонкость разума Герберштейнова, грубость литовских послов и спокойная непреклонность Василиева: язык бояр его учтив, благодарен и доказывает образованность ума».

Вслед за решительным ответом великого князя Герберштейну переговоры о мире были прекращены, и литовские послы вместе с последним уехали. При прощании Василий Иоаннович встал с места, приказал кланяться Сигизмунду и в знак ласки дал послам руку. Герберштеин стал просить от имени Максимилиана отпустить к нему на службу Михаила Глинского. Но Василий на это не согласился и объявил, что он уже велел казнить Глинского за его великую вину, но последний, вспомнив, что был крещен в православии, а затем пристал к римскому закону, бил челом митрополиту о том, чтобы его опять вернули в лоно Православной церкви, и что теперь митрополит, взяв его от казни, допытывается: «не поневоле ли он приступает к нашей вере, и уговаривает его, чтобы подумал хорошенько».

Вскоре прибыли новые послы от Максимилиана – Франциск да-Колло и Антоний де-Конти с непременной целью уговорить Василия заключить мир с Литвою для общего похода на турок. Но Василий твердо стоял на своем, что Смоленск остается за Москвой, а Сигизмунд на это не соглашался. Тогда австрийские послы предложили заключить перемирие на 6 лет.

Государь объявил, что дает перемирие на 6 лет, но при условии, чтобы пленные обеих сторон были бы отпущены. Сигизмунд, однако, очень дорожил множеством русских знатных пленных и не соглашался их отпустить. Перемирие не состоялось, и вторые императорские послы, так же как и Герберштеин, должны были уехать ни с чем. Таким образом, союз, а затем и посредничество Максимилиана не принесли Москве никакой пользы; да и трудно было ожидать пользы от такого союзника, как Максимилиан, который явно держал сторону Сигизмунда и откровенно писал Альбрехту Прусскому: «Нехорошо, если король будет низложен, а Царь Русский усилится».

Между тем военные действия продолжались; наши войска несколько раз ходили в литовские владения и опустошали их, причем доходили даже до Вильны. В 1520 году двинулся наконец против поляков и Альбрехт Прусский, после чего Василий Иоаннович выслал ему обещанные деньги.

Перед началом открытия военных действий против Сигизмунда Альбрехт просил Василия уведомить французского короля Франциска I о его союзе с Прусским орденом. Василий согласился и послал грамоту во Францию, которая была первою, писанною в эту страну из Москвы; в ней, между прочим, говорилось: «Наияснейшему и светлейшему королю Галлийскому. Прислал к нам Альбрехт… высокий магистр, князь Прусский, бил челом о том, чтобы мы изъявили тебе, как мы его жалуем. И мы даем тебе знать об этом нашею грамотою, что мы магистра жалуем, за него и за его землю стоим и впредь его жаловать хотим… Объявил нам также высокий магистр Прусский, что предки твои тот чин (орден) великим жалованьем жаловали; и ты бы теперь, вспомнив своих предков жалованье, магистра жаловал, за него и за его Землю против нашего недруга Сигизмунда короля стоял и оборонял с нами заодно». Грамота эта последствий не имела. Василий помог Альбрехту еще раз своею казною, но сильно ослабевший Немецкий орден был совершенно не в состоянии бороться с Сигизмундом и вскоре должен был заключить с ним мир, по которому Альбрехт получил в свое наследственное владение все Орденские земли, но становился уже подручником польского короля. Так приобрела Польша Пруссию и вместе с тем часть Балтийского побережья.