Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 7

Спытко, воевода краковский, видя огромные полчища татар (их было до 200 000 человек), имел благоразумие настойчиво советовать Витовту, не вступая в бой, искать с ними примирения; но остальные военачальники встретили его совет с пренебрежением, причем дерзкий польский пан Щуковский хвастливо сказал Спытке: «Если тебе жаль расстаться с твоей красивой женой и с большими богатствами, то не смущай по крайней мере тех, которые не страшатся умереть на поле битвы». – «Сегодня же я паду честной смертью, а ты трусливо убежишь от неприятеля», – ответил ему на это Спытко. Предсказание его оправдалось: татары нанесли страшное поражение воинству Витовта, причем первыми бежали Тохтамыш и пан Щуковский, а затем Витовт. Достойный же Спытко пал смертью героя. Ужасное кровопролитие продолжалось до глубокой ночи. «Ни Чингисхан, ни Батый, – говорит Н.М. Карамзин, – не одерживали победы совершеннейшей». Едва одна треть Витовтовой рати вернулась домой, татары преследовали ее до Киева, опять разграбив несчастный город и Печерскую обитель.

Разгром Витовта на берегах Ворсклы был, конечно, на руку великому князю московскому, но вместе с тем он показал, какую огромную силу представляют татары, с которыми мы после Тамерланова нашествия перестали вовсе считаться и прекратили всякие сношения.

Одним из следствий поражения Витовта татарами было обратное овладение Смоленском в 1401 году его бывшим князем Юрием при помощи тестя – Олега Рязанского. Но, севши вновь в Смоленске, Юрий не сумел его долго удержать. Он скоро восстановил против себя городских жителей своими жестокостями по отношению к сторонникам Витовта, и когда в 1402 году умер Олег Рязанский, то Юрий был вынужден обратиться за защитой против Витовта к московскому великому князю. «Тебе все возможно, – говорил Юрий Василию Лимитриевичу, – потому что он тебе тесть. Если же он ни слез моих, ни твоего совета не послушает, то не отдавай меня на съеденье Витовту, а помоги мне или же возьми город мой за себя: владей лучше ты, а не поганая Литва». Василий обещал помочь, но, пока он собирался, Витовт, узнав об отъезде Юрия в Москву, быстро подошел к Смоленску, причем его доброхоты, которых было много, сдали ему город вместе с княгинею Юрия. Захватив Смоленск, Витовт казнил всех сторонников Юрия среди бояр и посадил своих наместников; горожанам же дал большие льготы, чтобы привлечь их на свою сторону.

Узнав о взятии Смоленска Витовтом, Василий, предполагая, что это было сделано по тайному уговору Юрия и Витовта, сильно рассердился и сказал Юрию: «Приехал ты сюда с обманом, приказав Смоленску сдаться Витовту». После чего Юрий выехал из Москвы в Новгород.

Так захватил Витовт в свои руки Смоленск, древнее наследие Ростиславовичей, овладев им в первый раз путем обмана, а во второй – добыв изменой. Как мы увидим, огромное количество русской крови лилось впоследствии в течение более двух веков у Смоленска, пока он вновь не был окончательно возвращен в состав наших владений.

После неожиданного захвата Витовтом Смоленска Василий Димитриевич не счел уже своевременным вступать из-за него в борьбу с тестем, но когда Витовт вслед за тем стал явно стремиться к овладению Новгородом и Псковом, то Василий Димитриевич двинул свои полки на Литву, и военные действия между зятем и тестем продолжались в течение 3 лет, причем за это время из Литвы выехало в Москву много знатных людей, недовольных новыми установившимися там порядками. В числе их был и родной брат Ягайлы, Свидригайло Ольгердович, получивший в удел от Василия Димитриевича город Владимир-на-Клязьме. За все эти три года русские и литовские войска сильно опустошали неприятельские пограничные области, но до решительного сражения дело не доходило ни разу. Наконец в 1408 году сошлись обе противные рати на реке Угре. Но и тут боя не произошло. Витовт и Василий решили заключить здесь мир, по которому каждый оставался при своих владениях; мир этот не нарушался до конца их жизни.

Помирившись с Витовтом, Василий Димитриевич затем выдержал нашествие татар, оказавшееся по своим последствиям значительно бедственнее Тамерланова.

Старый князь Эдигей после своей победы при Ворскле забрал еще больше силы в Орде и негодовал на московского князя, не славшего ни даров, ни послов. Он сильно рассчитывал, что Витовт нанесет последнему поражение и, с огорчением узнав об их примирении, решил сам выступить против Москвы. Но напасть на нее открыто или вызвать московские войска на бой в чистом поле татары после Куликовской битвы уже не отваживались. Поэтому они решили действовать украдкой. Обманувши великого князя ложной вестью, что хан идет со всеми силами на Витовта, Эдигей, подобно Тохтамышу, с большой скрытностью и быстротой устремился на Москву и подошел к ней 30 ноября 1408 года. Василий Димитриевич, вверив ее защиту Владимиру Андреевичу Храброму, отправился в Кострому собирать ополчение и приказал выжечь кругом Москвы все посады. «Зрелище было страшно, – говорит Н.М. Карамзин: – везде огненные реки и дым облаками, смятение, вопль, отчаяние. К довершению ужаса, многие злодеи грабили в домах, еще не объятых пламенем, и радовались общему бедствию».

Подступив к Москве и окружив ее со всех сторон, Эдигей отрядил 30 000 татар следом за Василием на Кострому и приказал тверскому князю Ивану Михайловичу, сыну знаменитого соперника Димитрия Донского, идти со своим пушечным нарядом, или, как теперь говорят, артиллерией, бывшим в то время одним из самых могущественных в целой Европе, на Москву. Но доблестный Иван Михайлович, не желая поднимать руки на своих единокровных братьев, выступив в поход, притворился больным и так и не подошел на помощь Эдигею, который распустил свои отряды во все стороны, чтобы жечь и грабить Московское княжество. Татарами были взяты и разорены Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород и Городец. Поганые всюду предавались ужасным неистовствам и брали в плен беззащитных жителей тысячами, так что иногда, по словам летописца, один татарин гнал перед собою человек сорок пленных, связанных на свору, как псов. Москва между тем твердо противостояла Эдигею под руководством маститого старца князя Владимира Андреевича, укрепившего стены и вооружившего их пушками и пищалями, то есть тяжелыми ружьями.