Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 76

Мы видели, что в старые времена бояре, приезжая к князю, заключали с ним условие относительно того, каково будет их служебное положение. Теперь в среде московского боярства, занимавшего все высшие должности, сложился совершенно иной порядок. Все боярские и дворянские роды составляли как бы лествицу, в которой они размещались отнюдь не по личным заслугам, а по знатности своих предков, и их взаимное положение определялось очень сложным путем, причем потомки бывших великих князей заняли первые места; все остальные князья из удельных и старые московские боярские роды стали уже ниже, за исключением, как мы говорили, одного только рода бояр Захарьиных-Кошкиных; роды же бояр, служивших у удельных князей, стали еще ниже; за ними шли дворяне разных областей и так далее. Этот сложный порядок боярских взаимоотношений известен под наименованием местничества и определялся многочисленными правилами. При этом, по местническому счету, при совместной службе член старшего рода должен был занимать и старшее место перед младшим родом; так, например, князья Одоевские на службе по одному ведомству ставились всегда выше Бутурлиных, а Бутурлины выше Волконских; поэтому, если бы почему-либо кто-нибудь из Бутурлиных был поставлен выше Одоевского, то это составляло как бы «находку» для всех Бутурлиных и бесчестье всему роду Одоевских; со стороны последних немедленно шли жалобы на понесенную «потерьку» и делались справки в составленном при преемнике Василия Иоанновича «Государевом родословце» или Разрядном приказе, ведавшем воинскими делами, был ли когда-нибудь кто из Бутурлиных при совместной службе выше Одоевских.

Конечно, этот порядок местничества представлял страшное зло: он вызывал бесконечные споры и раздоры, а главное, лишал возможности назначать на соответствующие должности людей по их заслугам, не обращая внимания на родовитость, что особенно необходимо при назначении для начальствования над войсками. Однако порядок этот держался, как мы увидим, не одно столетие, и хотя московские государи всегда всеми силами боролись с ним, но очень не скоро могли сломить его.

Из сказанного выше делается также понятным, почему Василий Иоаннович приближал к себе дьяков – людей незнатного происхождения и лично ему всем обязанных за свое возвышение, а также почему он указывал, что у русского народа существует три врага: басурманство (нехристианский Восток), латинство (хитрый, завистливый Запад) и сильные люди своей земли.

Тем не менее сам Василий называл этих сильных людей своими «извечными боярами» и признавал все их родовые счеты; только в самых исключительных обстоятельствах, в военное время, им иногда приказывалось «быть без мест». Но, считаясь с установившимся порядком местничества, Василий Иоаннович по примеру отца беспощадно карал своих бояр за всякую попытку к измене, к чему большим соблазном являлась близость Литвы и стремление недовольных московскими порядками бежать туда. Аля предупреждения этого с ненадежных бояр брались клятвенные записи: «от своего Государя и от его детей из их Земли в Литву, также к его братьям, и никуда не отъезжать до самой смерти»; кроме клятвенных записей, великий князь требовал также с подозрительных бояр поруки духовенства и денежного ручательства; так, за Михаила Глинского поручилось трое в 5000 рублях, а за этих трех – еще 47 человек.

Недовольство части московского боярства новыми порядками, сложившимися с увеличением могущества государства и усилением великокняжеской власти, отразилось до известной степени и на церковной среде того времени. Мы видели, что при Иоанне III в нашем духовенстве резко обнаружилось два течения, как в вопросе о жидовствующих, так и в вопросе о монастырском землевладении. Иосиф Волоцкой выступил ревностным обвинителем еретиков и настаивал на суровых мерах против них; он же доказывал необходимость и пользу монастырского землевладения. Наоборот, заволжские старцы, во главе с кротким Нилом Сорским, считали, что нужно действовать на еретиков мягкими средствами и мирным внушением, и высказывались против того, чтобы монастыри обладали земельной собственностью. Соборы 1503 и 1504 годов вынесли определение относительно еретиков и монастырского землевладения – согласно с мнением Иосифа и его сторонников, или, как их тогда называли, осифлян, праведный Нил Сорский, как и подобает истинному сыну церкви, подчинился соборному решению и больше не делал возражений по этим вопросам.

Но в это же время был и другой инок, державшийся взглядов Нила Сорского; это был уже помянутый нами Вассиан Косой – в миру князь Василий Иванович Патрикеев, постриженный с отцом при Иоанне III по известному делу о престолонаследии, когда высшее боярство строило свои козни против Софии Фоминичны и ее сына Василия. Вступив на родительский престол, Василий Иоаннович не помнил старого зла и, снисходя к знатности рода Вассиана Косого и родству своему с ним (они были троюродными братьями по бабке Вассиана, приходившейся сестрой Василию Темному), приблизил его к себе и перевел в Москву, где он проживал то в Симоновом, то в Чудовом монастыре и часто виделся с великим князем. Вот этот Вассиан Косой, человек начитанный и образованный, но крайне высокомерный, выступил с едкими нападками на Иосифа Волоцкого и на его взгляды. Иосиф, конечно, горячо отстаивал свои убеждения, но борьба, которую ему пришлось вести, была нелегка, так как взглядов Вассиана Косого придерживался и митрополит Варлаам, избранный, по-видимому, государем по совету князя-инока.