Сказания о Русской земле. Книга 3 - Страница 78

М. Нестеров. Девушка у озера

О. Цветаева. Боярская свадьба

Во времена Василия III жили и другие святые нашей церкви; из них особенно прославились обитавшие в северных пределах нашего Отечества: святой Александр Свирский и великий подвижник Корнилий Комельский, подвизавшийся в глухом и диком лесу в 45 верстах от Вологды и устроивший здесь обширную обитель. Наконец, при Василии же Иоанновиче жили преподобные Феодорит, Митрофан и Трифон Кольский – просветители лопарей, язычников, обитавших на Крайнем Севере и поклонявшихся небесным светилам, гадам и камням. Они были посланы в эти страны по благословению знаменитого Макария, архиепископа Новгородского, человека строгого в делах веры и славного своей беспредельной любовью к Русской земле, как мы это увидим в нашем последующем изложении.

Максим Грек. Икона. XVII в.

Жил также во времена Василия Иоанновича и старец Елизарова монастыря Филофей, от которого осталось несколько замечательных посланий, в том числе и к Мисюрю Мунехину, бывшему, как мы уже говорили, долгие годы дьяком при великокняжеском наместнике во Пскове. Как Филофей, так и Мисюрь Мунехин являются представителями лучших русских людей того времени. Знакомство с личностью Мисюря Мунехина наглядно показывает нам, какое значение имели тогда дьяки, люди, выходившие из простого народа и духовенства, отлично изучившие грамоту и занимавшие важные места по ведению письмоводства как в Боярской думе, так и в различных отраслях управления Московского государства. Михаил Григорьевич Мунехин занимал до отправления своего во Псков должность государева казначея и ездил послом в Египет, отчего и получил прозвание Мисюрь, то есть Египтянин, причем с его слов было составлено любопытное описание Египта, Константинополя и других городов.

Будучи назначен дьяком при воеводах во Пскове после присоединения его к Москве, Мунехин всей душой полюбил Псковский край и скоро соединил в своих руках управление почти всеми его делами; он руководил отношениями с соседними ливонцами и заведовал сооружением новых укреплений. Ему же обязан своим возникновением и Псково-Печерский монастырь, лежащий верстах в 50 от Пскова. Полюбив небольшую обитель, здесь находившуюся и, очевидно, основанную в подражание Киево-Печерской, Мисюрь Мунехин стал усердно ее посещать и собственным иждивением начал строить монастырь, обнесенный затем каменной оградой; скоро монастырь этот стал одной из святынь Псковской земли, а его крепкие стены с башнями – важным оплотом против Литвы и немцев.

Вот с этим Мисюрем Мунехиным и вел переписку Филофей, старец Елизарова Трехсвятительского монастыря близ Пскова. Старец Филофей писал Мисюрю, а также и другим лицам, в том числе великому князю Василию Иоанновичу и его преемнику Иоанну Грозному, по различным поводам: между прочим, по случаю морового поветрия во Пскове утешительное послание к сущим в беде, таковое же послание к опальному вельможе и послание против звездочетов, направленное, вероятно, против некоего Николая Латинянина, распространителя астрологии при Василии Иоанновиче, против которого писал и Максим Грек. Послания Филофея тем драгоценны для нас, что в них ясно видны душевный склад и взгляды русских людей того времени, их глубокая вера в Бога, а также замечательно проникновенное понимание тех высоких задач, которые лежат на русских государях по собиранию под своей рукою земель во имя утверждения православной веры и мира среди народов.

«Да веси христолюбче и боголюбче, – писал Филофей Мисюрю Мунехину, – яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя. По пророческим книгам то есть росейское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

И этот взгляд смиренного старца Филофея, кроме части бояр из недовольных удельных князей, глубоко разделял весь русский народ.

Барон Герберштейн, далеко не дружелюбно описывавший Московское государство, где его высокопарное велеречие разбилось о точные и ясные ответы бояр и непреклонную твердость Василия, говорил про последнего, что он «властью своей над подданными превосходит всех других государей в целом свете; они (подданные) открыто заявляют, что воля государя есть воля Божия, и что ни сделает государь, он делает это по воле Божией». Равным образом, если кто-нибудь спрашивает о каком-нибудь сомнительном деле, то обычно получает ответ: «Про то ведает Бог да великий Государь». Когда, подъезжая к Москве со своим посольством, Герберштейн спросил выехавшего к нему навстречу старого дьяка, бывшего раньше послом в Испании, о причинах обильного пота, струившегося по его лицу, то дьяк этот тотчас ответил ему: «Сигизмунд! Мы служим своему государю не по-вашему».

Полную противоположность в этом отношении представляла, как мы видели, Литва. В то время как Северо-Восточная Русь складывалась вокруг Москвы медленно, но прочно и крепко, сильные паны в Литве продолжали и при Сигизмунде захватывать все более и более в свои руки всю власть над страной и выпрашивали себе, по примеру польской знати, все новые и новые льготы, или «привилеи»; скоро они стали владетелями обширнейших земельных пространств и имели в них совершенно таких же подданных, как сам великий князь, с правом суда и жизни и смерти над ними. Литовские вельможи захватили также и все высшие должности в государстве, как военные, так земские и придворные: гетманов, канцлеров, маршалов, воевод, каштелянов и старост.